Главная » 2010 » Февраль » 6 » Без заголовка
|
Чай остыл, собака.И еще разок. На этот раз - флинтвуд. Для всех любителей крутых парней.
07.05.2010 в 19:07Пишет Весенний Заяц:
Совсем не «Тра-ля-ля!»
Кроме шуток, ребята. Это, правда, не «Тра-ля-ля!» И да. Это психологическое давление вот сейчас вот.
Название: Газета
Авторы: Brain Eaters и Весенний Заяц
Бета: Весенний Заяц
Персонажи: Оливер Вуд, Маркус Флинт
Жанр: слэш, драма
Рейтинг: R
Размер: мини
Предупреждение: mpreg, психоделика, ненормативная лексика
Дисклеймер: HARRY POTTER, characters, names, and all related indicia are trademarks of Warner Bros. © and J.K. Rowling.
Описание: про смешное кино, банку с горошком и дурное сердце
Вуд стоит перед Гринготтсом и теребит в кармане последние кровные. Дождь припускает сильнее. Капли по щекам Вуда текут к шее.
Бумажка с алиментами оформлена грамотно — не прикопаешься.
— Цинизм в тяжёлой форме аукнется тебе, Олли, — словно наяву звучит хриплый прокуренный голос бабушки Вуда.
Когда сова приносит письмо из Гринготтса, Флинт как раз укладывает сына спать. Кроватка скрипит. Мелкий сучит ножками.
— Не ссы, от огурца в заднице ещё никто не залетал, — вспоминает Марк роковые слова Оливера.
Вуд прихлюпывает горячий чёрный чай. И думает. Что стоит меньше болтать. По жизни.
Думает, прикидывает, что от огурца в заднице ещё никто не залетал. Никогда. Да никто! А может, стоило послушать ту страшную ведьмочку из магазинчика со специальными товарами? И не отвергать так уж сразу «чёрное, огромное и со странными выбоинками»? Всё собирался, собирался. А на деле отлеветированным огурцом обошлось.
Да. От огурца не залетают.
От члена там. Случается. Но не от огурца. Нет.
Чай остыл, собака. Вуд морщится и надеется, что протянет как-нибудь на оставшиеся галлеоны. До весны там. Нет. Про подножный корм он не думал. Вы чего?
Ребёнок ворочается, всхлипывает во сне. Флинт сидит на полу рядом с кроваткой и вертит в пальцах незажжённую сигарету.
Той суммы, что ежемесячно будет переводить Вуд, не хватит даже на питательную смесь для мелкого.
Сигарета ломается. Флинт ломается. Устало трёт глаза.
«Как хорошо, что у меня хватило ума отказаться от той чёрной хрени с выбоинками», — думает он.
Вуд зол. Жрать охота. Денег нет. И не будет. До весны, до весны-ы!.. Мать за ногу!
За ногу мать! Продавщица — дура. Непричёсанная рябая дура. Идиотка.
Газету с объявлениями о работе не удобно под мышкой зажимать. Но в карман брюк она не лезет, скотина.
К посылке Вуд всерьёз предполагал приладить огнетушитель. Ему страшненькая ведьмочка из пресловутого магазинчика огнетушитель этот за красивые глаза отдала. Хотя Вуд успел заметить на боку надпись о вышедшем сроке годности. За язык, хорошо подвешенный, она дала.
Сове посылку совать было совестно. И жалко. Вдруг что?
Потому Вуд гребёт по обледенелому тротуару с газетой под мышкой и увесистым свёртком. Руку оттягивает пакет с хлебом, странными, но «необходимыми смесями для растущего организма», как его уверила рябая дура. Пачка сигарет в пакете тоже валяется. И махонькие полосатые носочки. Вязаные.
Живот у Вуда урчит. Вуд желает ему заткнуться. И покрепче перехватывает ручки пакета.
Флинт кормит мелкого по часам. Как советовала колдоведьма в больнице. Умная тётка, добрая, понимающая. Объяснять умеет отлично. Умел бы Снейп объяснять так же — не мучился бы сейчас Флинт с пелёнками и бутылочками, не разводил бы пиздострадания, потому что знал бы, как варить противозачаточные зелья.
Мелкий булькает молоком, забрызгивает себя и Флинта. Флинт скрипит зубами. Нельзя нервничать. Нельзя орать. Нельзя выкинуть мелкого в окно.
Он встаёт с продавленного дивана, открывает посудный шкафчик и находит там драный тапок. Как жаль, что второй тапок он вчера уже выкинул. Мелкий недовольно вякает. Флинт вспоминает, что искал чистую распашонку. В посудном ящике. Как же хочется спать. И жрать. А денег нет. И не будет. Ни весной, ни летом, ни осенью.
Распашонка — в корзине для хлеба. Лучше бы там был хлеб. Флинт согласен даже на чёрствый. Но хлеба нет. Есть распашонка и банка консервированного горошка. Распашонка — последняя чистая. Банка горошка — нет. Обязательно нужно забодяжить стирку и сходить в магазин.
Мелкий сыт, сух и уложен в кроватку. Флинт садится на пол и крутит в пальцах сигарету.
Вуд почти падает, поскальзываясь на мудоебическом обледенелом пандусе. Глядит зачем-то в небо и пытается сипло сказать кому-то что-то. Типа это что-то — спасибо. А этот кто-то. Кто?
Флинт в пальто. Нет. Не навстречу. Просто Вуду вспоминается стрёмный страшный Флинт в отвратном старом пальто. С заплатками на локтях. И почему-то мысли о людях без постоянного места преткновения приходят на ум. Приходят, дрейфуют немного, их смывает мыслями о мерзком и длинном пандусе, по которому Вуд всё ещё поднимается. После в голове вязко от «не ссы» — это он, Оливер Вуд. А Флинт? Марк?
В пакете жалобно звякает, и Вуд успевает ещё разок глянуть в небо: огромную синюю дуру, раскинувшуюся над самой головой. Звёзды какие-то мелкие и замороженные. И нос у Вуда красный. Да не видел он. Он просто знает и всё, что красный. Так вот. Холодно вот и красный.
Может, к носкам всё же стоило взять ту странную штуку? Распашонку? В цветочек. В ромашку. Вуду хочется улыбнуться, но он вдруг спохватывается об обветренных губах. Которые от улыбки начнут кровить и ныть. Не то, чтобы больно. Неприятно. Просто неприятно. И больно.
Пандус заканчивается.
Вуд вздыхает.
И начинаются ступени.
Вуд чувствует себя хреновым альпинистом или участником экспедиции по спасению задницы какого-нибудь вымирающего вида.
Флинт полоскает в тазу пелёнку и недоумевает, какого хера он до сих пор в магическом Лондоне. Говорят, что у магглов есть специальные устройства, которые стирают. Едят пыль. Греют еду. Хотя, точно так же говорят, что есть заклинания, которые кипятят воду, заставляют швабру мыть полы, а тряпки — сохнуть по ускоренной программе. Флинт таких заклинаний не знает. Пока все в школе зубрили заклинания и учились махать палочками, он трахался и играл в квиддич. С Вудом. Доигрался.
Руки красные. Вода холодная. Только корки льда не хватает. Чтобы хрустел лопающимися кристалликами. Когда-то Флинт любил зиму.
Он с силой выкручивает пелёнку, отжимая воду. Пелёнка трещит и рвётся. Репаро. Хрена с два. Он звереет, распахивает окно, вышвыривает мокрую тряпку. Та улетает высоко в беззвёздное небо, а потом шлёпается вниз, на грязный асфальт. Кто-то громко матерится. Флинт захлопывает окно.
Вуд вздрагивает и морщится. Одно дело, когда взрослый мужик кроет матом. Но когда пожилая благообразная старушка, вполне себе презентабельного вида, ночью поминает мужские половые органы на тихой улочке? Хотя чего это он? Старушка сплёвывает в снег, поглубже кутается в нехилую по стоимости шубку и, резво переставляя тощие ноги в сапожках на каблуке, ковыляет мимо Вуда. Зыркает на пристывшего малость бывшего вратаря и вечного неудачника исподлобья. Ухмыляется. Глаза у неё чёрные. От неверного света фонаря, должно быть. Нос острый. И лицо «ведёт», словно фантасмагорическую маску. Благообразие с неё по мере приближения «смывает». Вуду становится как-то нехорошо. Небо всё ещё висит над макушкой. Голова у Вуда кружится. И пакет руку начинает оттягивать всё сильнее, а неудобные ручки впиваются и режут пальцы. Снег под каблуками ведьмы скрипит. Кристаллики лопаются. Небо висит. Вуд силится что-то... Ах, вот же. Флинт — законченный кретин! В яблочко!
Вуд отводит от ведьмы глаза. Маска у неё снова на месте. Каблуки стучат теперь уже по асфальту. Небо на месте.
Сердце дурное на месте.
Вуд выдыхает. Он вспомнил. Он вспомнил, что ещё и дышать умеет.
Каблуков не слышно вовсе.
Флинт вздрагивает. Как будто позвал кто. Ол? Он трясёт головой. Никто не звал. Нет никого. Мелкий только. Спит. Не орёт, значит, спит.
Флинт вскрывает консервную банку, пытается вилкой подцепить горошины. Получается плохо. Банка дрожит в руках. Вилка грязная, на ней присох кусок картошки. Ничего, сейчас в маринаде отмокнет . Будет что надо. Лампочка под потолком мигает. Он отставляет банку, достает из-за пояса джинсов палочку, выводит в воздухе защитные руны. Он не верит в эту чушь. Просто, чтобы чем-то занять руки, чтобы не злиться на чёртов неуловимый зелёный горошек.
Лампочка перестаёт мигать. Напряжение в сети выравнивается. За окном взвывает ветер. Скрипит пол у соседей сверху. Кто-то кашляет за стеной. Флинту кажется, что он что-то забыл. Что-то очень важное.
Он вспомнил! Вспомнил, мать-перемать! Он забыл консервированный горошек! Он купил его. Купил целую хренову банку. Паршивую банку паршивого зелёного горошка и отличного кофе в зёрнах. Для чёртова Флинта. Чёртов кофе. И как последний мудак забыл обе банки на прилавке. Аккурат рядом с рябой дурой. С рябой нечёсаной дурой. Пока она повествовала ему о распашонке с ромашками. И запасной паре носков в клетку. Хлопковых носков.
Вуд глядит через плечо. Никого. А вдруг он на обратном пути?.. Что? Взрослый мужик, а «боится одинокой старой женщины» — шелестит в замёрзшее на ветру ухо.
Вуду даже на миг кажется, что он герой странной зимней сказки. Как Красная Шапочка, ёж её мышь. Идёт и идёт. С пакетом с хлебом. Всё никак не дойдёт.
Флинт там уже, наверное, с голоду подох. Хотя в нём массы мышечной много. Не должен был подохнуть.
Флинт.
Флинт и.
Ну скажи уже себе что ли, Оливер Вуд. Говори, говори, не стесняйся. Все свои.
Малыш. Ребёнок.
Как просто. Как два пальца об асфальт.
— Прикурить не найдётся, милок?
Горячие струи воды лупят по спине. По-быстрому принять душ, почистить зубы. Плевать на то, что после десяти вечера шуметь запрещено. Пусть только соседи заикнутся хозяину квартиры о нарушении порядка. Флинт, конечно, не в лучшей форме, но рожу за стукачество любому начистит. Даже тому качку из третьей квартиры, у которого еще баба в магазине работает. У неё все лицо в веснушках и дреды. Она иногда, пока никто не видит, суёт Флинту колбасы. Или замороженную пиццу. Флинт с ней не спал. Нет. Ей его просто жалко. Ты жалок, Маркус Флинт.
Он воет и бьёт кулаком в стену. Глаза щиплет от мыла. Дыхание перехватывает от пара.
Пятиминутка самокопания закончена. Насухо вытереться. Лечь в кровать. Закрыть глаза. Уснуть.
На обратной стороне век показывают смешное кино. Бабулька с сигаретой, пацан с пакетом. Банка с горошком, распашонка в ромашку. Огурцы. Веснушчатая девка.
Флинт вспоминает, что забыл погасить свет.
Вуд вспоминает, что пачка сигарет вместе с коробком валяются на самом дне где-то. Закопаны под бутылочками со смесью, носками, хлебом.
Вуд оборачивается.
Бабка смешно трясёт корявыми пальцами прямо перед грудью Вуда. От фонаря Вуд отошёл. И неверный рассеянный свет «говорит» Вуду, что иногда полезно побыть не «мужиком», а испуганным пацаном, ухватить пакет, газету, сунуть бабке волшебной палочкой в зубы. И текать.
Бабка уже не улыбается. И пальцы у неё не трясутся. Она как-то вся подобралась. И дышит тихо, размеренно. Словно лёгкие у неё от саркомы не прогнили к её хрен-знает-скольки-с-хвос>тиком.
Вуд собирается рассмеяться от нелепости и дури. Собирается и не смеётся.
Небо молчит. И ведьма молчит. А Вуду хочется брякнуть.
Он как-то так ясно представляет, что из-за угла вон того кирпичного здания сейчас выйдет дядька в мантии до пят. С капюшоном. И в маске. Выйдет и скажет. И скажет...
— Мать твою. Это же сколько нагорело на этом сраном счётчике.
— Прикурить не найдется, милок?
Флинт садится в кровати. Перед ним бабка. У бабки острый нос и злые глаза.
— Не курю, — отвечает он и просыпается окончательно.
За окном темно. В квартире темно.
— Не курю, — доносится с улицы истошный вопль.
Мелкий вспикивает жалобно.
— Ссуки, — цедит Флинт, выпутывается из одеяла, в который раз за вечер шлёпает к окну.
Снаружи небо висит. Луна кончилась. Звезды кончились.
— Хуй ли так орать, — рявкает он в ночь так, что начинают дребезжать стёкла.
Мелкий заходится плачем.
А Флинт не слышит.
Потому что мир стремительно сжимается до одной точки. До той точки, где у подъезда стоит Вуд. Стоит, машет рукой в темноту и повторяет как заведённый: «Не курю».
Вуд даже жалеет на кратенький миг, что газета выпала и валяется теперь у правого ботинка. Там была пара-тройка приличных объявлений о работе, обведённых карандашиком.
Газета лежит. Ветер треплет листы. С мерзким сухим шелестом.
— Я не... — ответ на вопрос, заданный, кажется, с тыщу лет тому назад, булькает в горле. Вуд машет рукой. Вроде как это помогает донести смысл сказанного лучше.
Листы треплет. Вуд стоит.
Припоминает, как то: не гляди, отвернись. И оборотень сгинет.
Нос у Вуда красный. Флинт не видит. Он просто знает и всё, что красный.
А Вуд взмахивает рукой в последний раз и падает в снег. Флинт срывается с места. Куртку натянуть. Ботинки. Глупо ведь в одном тапке на улицу. Скрипит пол у соседей сверху. Кто-то кашляет за стеной. Мелкий надрывается, хрипит почти.
Флинт замирает в дверях. Он что-то забыл. Что-то очень важное. Там в комнате. Свет что ли выключить?
— Мать твою. Это же сколько нагорело на этом сраном счётчике.
Он бегом возвращается в комнату, несколько раз пинает детскую кроватку, та шатается, поскрипывает. Мелкий замолкает, лупает глазами удивлённо. Флинт скрипит зубами. Говорит нежное, треплет по голове.
— Я сейчас. Подожди немного.
Да. Конечно. Я не ухожу.
Кому это он? Мелкому? Нет. Олу. Оливеру Вуду.
Флинт собирается рассмеяться от нелепости и дури. Собирается и не смеётся. Толкает кроватку ногой еще раз. Припоминает, как то: не гляди, отвернись. И оборотень сгинет.
За язык, хорошо подвешенный, она дала.
Флинт отворачивается. Дверь на площадку. Три лестничных пролёта. На улицу скорее.
А там — газета мятая и пакет с хлебом.
URL записи
|
|
Категория: Новости |
Просмотров: 517 |
Добавил: yhumplat
| Рейтинг: 0.0/0 |
|
Меню сайта
Статистика
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0
|